Бывают такие встречи, когда за повседневным бытовым общением, каждодневными пересечениями в коридорах Союза писателей, за случайно брошенными фразами обнаруживается большое внутреннее содержание, возникает особое чувство к человеку, в котором вы ощущаете что-то очень важное и нужное для вас, но которое, быть может, вы не торопитесь раскрывать. Таковы были наши отношения с прекрасным человеком и писателем Собиром Унаром. Мы общались с тем ощущением, что видим и знаем друг друга гораздо дольше и глубже, чем на это давало право наше еще недолгое и пока нечастое общение.

         С самого начала знакомства меня поразил его внешний вид. Всегда почти без галстука, в каком-то свитере или невыразительной рубахе, он походил больше на садовника или охранника, на человека физического труда, чем на тонкого интеллектуала, писателя с психологической жилкой. Но я уже читал его переведенный на русский язык и напечатанный в «Звезде Востока» рассказ «Бегона меҳмон». Он привлек мое внимание реалистической манерой письма, уходом от привычных сентиментальных конструкций, где испытавших жизненные страдания героев ждал непременный happy end. Стремление к неброскости проявлялось не только во внешнем облике писателя, но в определенной мере и в стилистической составляющей его творчества: писать выразительно, но просто, ничего не придумывать специально, избегать сюжетных наворотов и психологических эффектов, не умничать, раскрывать правду жизни. И самое главное — это было интересно читать.

         Рассказ мне так понравился, что я стал распространять его среди русской публики. А потом и на страницах фэйсбука наш известный культуролог Евгений Скляревский опубликовал свои впечатления — восторженный отзыв об этом рассказе. Последовали и другие читательские отзывы. Я бережно их собрал и показал Собиру. Заметно было, как приятно ему было видеть теплые отзывы людей, читавших его произведение на другом языке.

Когда моя редакторская работа над одной из литературоведческих книг областного автора, предполагавшаяся к изданию Союзом писателей, в силу постоянных изменений текста, правок и указаний начальников потребовала бесконечно перепроверять верстку, я обратился к Собиру. Моя отчаянная просьба утихомирить реформаторов дала практический результат: он смог убедить всех остановиться, и я остался искренне благодарен ему. Он умел спокойно убедить людей в нужном решении.

Между нами установились отношения товарищеского внимания, дружеской иронии и общего понимания того, что в литературной работе надо искать возможной творческой реализации, но не обольщаться своими дарованиями и не увлекаться погоней за искусственной популяризацией и формированием о себе самолюбивого мнения. А с этими установками и ко мне, и к нему регулярно обращались многочисленные «гении» и «таланты».

Мы не торопились реализовывать нашу зарождавшуюся дружбу: мы знали, что наше от нас не уйдет, что жизнь безусловно сблизит нас и в творческом и в человеческом планах. Увы, судьба распорядилась иначе. Его неожиданный уход — человека, производившего впечатление большой жизненной силы — стал болезненным событием того года.

Никогда не забуду нашей последней встречи в коридоре здания Союза писателей, когда он сделал еще один маленький шаг навстречу нашей ожидаемой дружбе. После приветствий, улыбок и шутливых комплиментов он сказал «Николай-ака, мне приятно встречаться с вами, как будто становится светлее и веселее. Нам надо где-то встретиться, посидеть и хорошо поговорить друг с другом». Я очень дорожу этими словами. Что может быть ценнее таких слов от такого Человека? И бесконечно жаль, что нашим намерениям не дано было сбыться.

Недолгие по времени отношения еще не означают поверхностные. За нашей сдержанностью было много красивого и настоящего. Как не печален ранний уход из жизни человека, но не только ее длительностью определяется значимость его жизненного пути:

Что чуткий разум думать должен 

О том, кто жаждой лет движим? — 

Что лучше жил не тот, кто дольше,

Но кто полней и чище жил. 

И в размышлении глубоком  

Ясней становится уму:

Достойно жить доступно многим,

А бесконечно — никому.

У нас остаются его книги, его произведения, несущие отпечаток его светлой души.

Не могло не поражать, как много людей искренне горевало по поводу его кончины, как болезненно переживали его уход как раз те люди, с которыми был близок и дружен я. Думаю, мысли о нем, память о нем сближает очень многих творческих людей и дают нам еще один жизненный урок — дорожить общением с прекрасными людьми, учиться у них человеческому обаянию, заботливости и вниманию, пока они рядом с нами. А еще — запомнить пример того, каким особенно уважаемым и любимым становится подлинно талантливый человек, когда он еще обладает дружелюбием, внутренней скромностью и не выпячивает искусственно свою значимость и талантливость.

Николай ИЛЬИН, член Союза писателей Узбекистана.